Посланник князя тьмы [Повести. Русские хроники в одном лице] - Генрих Гацура

— Лужа масла напротив полицейского участка? — молодой человек от изумления даже остановился. — Это как?

— Очень просто. Увидев из окна эту лужу, я вспомнил, что уже видел нечто подобное в кабинете Яншевского. На паркете, рядом с правой рукой покойного, надеюсь, вы тоже заметили, была лужа масла. Значит, он перед смертью держал масленку, которая, когда он рухнул на пол, выпала из его руки. Судя по количеству вытекшего из нее масла, она пролежала не менее двух часов, прежде чем ее подняли и поставили на подставку. Врач сказал, что убийство произошло около семи часов утра, плюс эти два часа, — получается около девяти часов.

— Здорово! И действительно просто!

— Дальше, ключ… — Гутманис вдруг остановился и протянул руку ладонью вверх. — Дождь. Вот так всегда, стоит только оставить где-нибудь зонтик, как тут же начинает лить словно из ведра.

— Ну а что дальше?

— Что дальше? Ах да… От кабинета Яншевского было всего два ключа. Один найден в кармане покойного, а второй торчал в дверях. Не надо быть гением, чтобы догадаться, что ключ в дверях принадлежит Венте Калныне. Вот и все… Почему ты не носишь зонтика? — следователь поднял воротник пальто и засунул руки поглубже в карманы. Жаль, что этой самодвижущейся телеги нет рядом…

Это было забавное зрелище — невысокого роста плотный Карл Гутманис и длинный худой, с огромным синяком под глазом и слегка прихрамывающий Ивар Блуме шагали, съежившись под проливным дождем, мимо утопающих в зелени шикарных особняков. Местный юродивый в рваной одежонке еще долго показывал им вслед пальцем и, покатываясь по мокрой мостовой со смеху, размазывал по щекам не то дождь, не то слезы.

1985–86 г.

О пользе регулярного питания

Ретродетектив

«Ну, что новенького? Неделя народной культуры. Четверг, 31 мая 1934 года, в лиепайском Новом театре слушание реферата господина Битина „Всемирная идея мира“. После лекции выступление симфонического оркестра. Дирижер Оскар Бирзниекс…»

В дверь постучали. Сидящий за письменным столом пожилой мужчина отложил газету и громко сказал:

— Войдите.

— Господин следователь, — обратился к нему появившийся на пороге дежурный полицейский, — Рига. Мы переключили на ваш аппарат. Возьмите, пожалуйста, трубку.

Мужчина протянул руку к телефону.

— Хелло, Лиепая. На проводе Карл Гутманис, следователь по особо важным делам первого полицейского участка.

— Вы получили пакет из центрального полицейского управления? — раздался в трубке хрипловатый голос одного из секретарей министра.

— Да, — ответил следователь, взяв со стола большой конверт с множеством печатей.

— Вы ознакомились с его содержанием?

— Нет еще, — поморщился Гутманис, из своих пятидесяти лет он по крайней мере последние пятнадцать старался не читать до второго завтрака официальных бумаг, чтобы не портить себе аппетит и желудок, уже и без того загубленный холостяцкой жизнью. — Его только что принесли. А в чем дело?

— В пакете находится сообщение Интерпола.

— Кого?

— Да что вы там, у себя в Лиепае, — задрожала от негодования мембрана в трубке, — не знаете о существовании международной организации уголовной полиции, созданной в тысяча девятьсот двадцать третьем году для совместной борьбы с преступниками?!

— Ну и что надо этой организации от нас?

— В Интерпол поступила информация о том, что в Латвии может объявиться один международный преступник, кстати, уроженец ваших мест. Возможно, он постарается изменить свою внешность, фамилию, но в сообщении указаны его антропологические данные, приметы, привычки. Жаль, конечно, что нет отпечатков пальцев. Будьте осторожны, это очень опасный человек. От него можно ожидать всего. К вам на помощь должен вылететь представитель Интерпола.

Гутманис положил телефонную трубку и нехотя вскрыл конверт. Из него выпала фотография и несколько отпечатанных на машинке листков. Едва следователь успел с ними ознакомиться, как вновь раздался стук в дверь.

— Извините, — сказал все тот же дежурный полицейский, звонили из дома господина Куна. — У них, кажется, произошло убийство. Я уже выслал туда наряд полицейских.

— Почему «кажется»?

— Звонил доктор Гарозе. Он сказал, что это очень похоже не на обычную смерть, а на убийство.

Следователь встал, положил в карман фотографию из конверта и приказал все еще стоящему в дверях полицейскому:

— Вызовите мою пролетку.

Дом Куна находился сразу же за старым еврейским кладбищем. Большой, с огромной застекленной верандой и высокой черепичной крышей, он стоял в глубине цветущего фруктового сада. Гутманис прошел по выложенной керамическими плитками дорожке к особняку и, поднявшись по широкой лестнице, постучал. Дверь мгновенно распахнулась.

— Прошу вас, — сказал полицейский сержант, показывая на приоткрытую дверь. — Он там.

В комнате, уставленной всевозможными восточными безделушками, нервно прохаживаясь, следователя поджидал врач.

— Здравствуйте, я доктор Гарозе. Я здесь ничего не трогал. Я читал многие детективные повести, и понимаю, насколько вам важно видеть место происшествия в нетронутом виде. Я всегда…

— Что здесь произошло? — сухо прервал поток слов Гутманис.

— Ах, ну да, конечно, — еще сильнее засуетился доктор. — Сейчас расскажу вам все по порядку. Меня вызвал слуга. Я живу здесь, через дорогу. Я зашел и сразу же все понял. Господин Кун сидел в кресле, а в руке у него была зажата трубка. Здесь еще стоял такой специфический запах. Мне даже пришлось передвинуть диван, чтобы приоткрыть окно и проветрить кабинет. В общем, вы сами можете понюхать трубку. Похоже, преступник именно туда насыпал яду. Вот, вы только…

— Не трогайте ничего, — довольно резко оборвал его следователь, вынимая из кармана лупу.

Доктор недовольно фыркнул и отошел в угол.

Гутманис внимательно осмотрел сидящего в глубоком кресле покойного, высыпал на чистый лист бумаги содержимое трубки, а затем попросил полицейского, чтобы он позвал кого-нибудь из прислуги.

— У них постоянно живет только один слуга, и тот почти слепой, — сказал доктор, — а уборщица и прачка приходят только два раза в неделю.

В кабинет вошел сгорбленный седой старик в длинной белой рубашке.

— Здравствуйте. Как вас зовут и долго ли вы работаете у господина Куна?

Старик долго смотрел слезящимися глазами на Гутманиса, соображая видно, кто он такой, а затем, шамкая беззубым ртом, ответил:

— Я работаю у старого хозяина уже почти сорок восемь лет. Он всегда имел привычку после еды садиться в кресло и курить трубку. Я позвал доктора, он вызвал этих истуканов, — старик показал на огромного полицейского, стоящего в дверях, — а они меня никуда не пускают. Мне надо приготовить обед молодому господину. Он уехал с каким-то господином на машине и, наверное, скоро вернется.

— Он случайно уехал не с этим человеком? — Гутманис протянул фотографию.

Старик взял ее трясущимися руками и подошел к окну.

— Да нет, что вы, это же молодой хозяин. Только я никогда не видел у него такого костюма.

— А вы хорошо рассмотрели человека, с которым он уехал?

— Я в последнее время совсем плохо стал видеть, только когда совсем близко. Этот мужчина приехал вчера вечером, принял ванну и переоделся в одежду молодого хозяина. У него ничего не было с собой. Затем мужчина имел разговор со старым хозяином. Они даже, кажется, поругались.

— Поругались? — переспросил следователь.

— Да, но потом приехал молодой хозяин, и они все вместе вышли к ужину. А сегодня после завтрака Генрих куда-то уехал с гостем.

— Вы не заметили, кто сел за руль?

— Нет, я только слышал, как они вдвоем спустились вниз к гаражу. Старый хозяин как раз пошел к себе в кабинет, а я потихоньку убрал посуду со стола.

— Ваш молодой хозяин случайно не верит в какие-нибудь приметы, черных котов, еще во что-нибудь?..

— Чего? — Старик, сощурившись, внимательно посмотрел на Гутманиса, не шутит ли он. — Да нет, Генрих этим не страдает.

— А это что такое? — спросил следователь, кивнув на большой резной алтарь, стоящий в углу.

— Старый хозяин жил на Востоке и занимался не только торговлей, но и изучал джайнизм.

— Это одна из древнейших религий, основанная Мата-хавирой, — встрял в разговор доктор, — по которой во все созданное богом или мастером вложена душа или дух. Вся же цель существования человека заключается в очищении его духа путем ведения уравновешенной жизни без нанесения вреда другим живым существам.

— Да, да, это так, — согласно закивал старик, — вся жизнь без нанесения вреда.

— А что вы можете сказать о молодом хозяине?

— О, это очень честный и открытый молодой человек.